Позитивные уроки коронакризиса

Ведущие предприниматели Калининградской области обсудили возможности региональной экономики в 2021 году, позволяющие не терять оптимизма

Любовь Антонова: Примерно таким же составом мы обсуждали происходящее в марте 2020 года, в канун локдауна. Как ваши компании пережили это время? Что скажете о сроках выхода из кризиса? Семь месяцев назад позитивный прогноз, в который мы верили, обещал, что к лету всё закончится благополучно.
Олег Пономарёв: Весной мы оказались в совершенно новом состоянии. У нас никогда не было пандемии, мы пытались понять, какие последствия, экономические и житейские, она будет иметь. В тот момент уже был позитивный опыт Китая, который ввёл жёсткий карантин в январе и смог справиться с заболеванием к апрелю. К сожалению, ни Россия, ни остальной мир не выбрали китайскую модель. Мы можем говорить «к сожалению», потому что Китай сегодня демонстрирует значительный экономический рост, а весь остальной мир падает. Безусловно, с точки зрения экономики, с точки зрения здоровья и жизни людей мы ошиблись. Если бы закрыли наглухо страну уже первого марта, то, наверное, у нас всё было бы по-другому, гораздо веселее. Но случилось то, что случилось. Весенний карантин был достаточно жёстким, но коротким. Поэтому и последствия были незначительными, в то время как наши европейские коллеги пострадали очень сильно: в целом по Евросоюзу падение составило 12% ВВП. Россия показывает около 7%. Мы быстро оправились и провели хорошее лето, спасли туристический сезон.
Сейчас мы вошли в совершенно новую экономическую полосу, крайне неприятную. Происходит развёртывание экономического кризиса, и пик этого кризиса, так же как и пик пандемии, впереди. Мы в компании впервые, помимо темпов экономического роста и инфляции, рассматривали новый для нас фактор — фактор пандемии и его влияние на регио­нальную экономику. В нашем бизнесе мы исходим из того, что потребление упадётна 6%, а в следующем году мы увидим восстановительный рост на 4%. Жить без финансового плана невозможно, какие-то базовые ориентиры обязательно должны быть. Видим реальную угрозу получить в январе, феврале классическую дефляционную спираль. Она будет не номинальной, а физической. Это когда полочные цены на товары не снижаются, но покупатель выбирает более дешёвые аналоги и вообще потребляет меньше.
Любовь Антонова: Спад производства в Калининграде статистически связывают с сокращением выпуска автомобилей на «Автоторе». Прокомментируйте.
Дмитрий Чемакин: Объём производства «Автотора» в 2019 году составил 212 тыс. автомобилей. В этом году по факту выйдем на производство 145 тыс. автомобилей, то есть падение составит 32%. Но к концу года появляется оптимизм, потому что выросли продажи на автомобильном рынке. В целом ассоциация европейского бизнеса оценивает падение рынка сбыта автомобилей на 23%.
Любовь Антонова: Спрос высокий, его называют ажиотажным, цены растут, на рынке дефицит автомобилей. Что происходит?
Дмитрий Чемакин: Спрос октября, ноября и декабря — ​абсолютно временное явление. Вызванное вдохом в середине года, пониманием того, что всё будет дорожать и нужно сейчас сделать долгосрочные покупки. На мой взгляд, есть две глобальные проблемы. Первая — ​это медицина. Она требует внимания, пересмотра и восстановления. Вторая — ​экономика. В 2020 году, как и в 2021-м, ничем, кроме экономики и медицины, заниматься не надо. Стимулирование экономики означает целевую поддержку потребителей и целевую поддержку ключевых отраслей. Но до сих пор у нас нет механизма целевой работы с отдельными отраслями, точечной поддержки.
Любовь Антонова: Различные эксперты говорят о том, что окно возможностей, которое есть в любом кризисе, открылось именно в производстве продуктов питания. Согласны?
Андрей Романов: Не согласен. Если есть объёмы производства и они правильно загружены, на создание новых потребуется два-три месяца минимум. В конце марта — ​начале апреля действительно был ажиотажный спрос. Он продлился буквально месяц, но самое интересное, что даже на пике спроса было практически невозможно поднять цену. Случаются какие-то нишевые всплески — ​гречка подорожала, сахар, подсолнечное масло. Но это проблемы погодных условий и урожая/неурожая. В 2020 году в целом промышленный комплекс и России, и Калининградской области продолжал демонстрировать уверенное восстановление с точки зрения объёмов производства. Но это связано не с ситуацией текущего года, а с инвестпроектами и решениями, принятыми некоторое время назад. В 2020 году мы завершили инвестпроект, задуманный ещё в 2016 году, начавший этап строительства в 2018 году. В этом году мы его достроили и сдали. Поэтому сейчас производим на 40% молока больше, чем год назад. Но рынок сбыта для этого молока находится за пределами Калининградской области. А дефляционный процесс, о котором говорит Олег Пономарёв, мы уже по полной программе испытали. И повторю: возможности поднять цены практически нет.

  Любовь Антонова: Почему?
Андрей Романов: Для этого не поставлено административных барьеров, но платёжеспособность такова, что если ты, условно, на 5% поднимаешь цену, на 10% падает объём продаж. Соответственно, увеличиваются издержки, растёт себестоимость, и когда начинаешь дебет с кредитом сводить, экономического эффекта не получаешь. Каждое решение принимается точечно. Не надо забывать, что курс евро — ​90 рублей. Извините, но первого марта евро стоил 70 рублей. Фактически эти 20 рублей являются издержками, влияющими на себестоимость: часть техники и комплектующих — ​импортные. Маржинальность сократилась в разы, а по некоторым позициям мы уже в сентябре вышли в отрицательную зону. Мы продаём продукцию ниже себестоимости. Не производить её означает, что все постоянные затраты будут падать на производство другой продукции, что тоже приведёт к росту себестоимости.
Любовь Антонова: Пересмотр продуктовой линейки произошёл?
Андрей Романов: Нет, традиционно мы выпускаем практически всю линейку. От самой дешёвой до самой дорогой продукции. Если по калининградскому рынку смотреть, объём продаж дешёвой продукции остался на докризисном уровне и даже по каким-то позициям увеличился на 3-5%. Во всём, что касается дорогой продукции, объёмы продаж упали. Покупатель действительно раньше покупал молоко более высокой жирности, в более дорогой, экологичной упаковке. Сейчас он купит то же самое молоко, но в самом дешёвом полипаке. Для меня, производителя, что это означает? Что молоко мы, в лучшем случае, продаём в ноль, а сейчас уже и в убыток. Но мы в целом производим продукции больше, реализовав инвестпроект, о котором я говорил, за счёт этого и держимся, присоединяя дополнительные рынки сбыта. Несмотря на все сложности, чувствуем себя уверенно, при этом экономическая модель поменялась полностью.
Любовь Антонова: Уточните, какой инвестпроект?
Андрей Романов: Мы построили животноводческий комплекс на 3 900 голов дойного стада и 3 400 голов молодняка. По сравнению с прошлым годом производим на 40% больше молока, в 2021 году планируем рост на 60%.
Любовь Антонова: Как изменилось поведение потребителей в сфере услуг? Какие новые клиенты появились и какие у них потребности?
Михаил Друтман: Оборот компании упал на 73%, доходы — ​на 81% в сравнении с 2019 годом. Не говорю про 2018 год, когда мы все были в радости и шоколаде, когда у нас проходили футбольные матчи [чемпионата мира]. Спасибо тому времени, потому что мы получили инфраструктуру, спасибо властям, городу, стране, превратившим Калининград в город, куда хотят приезжать. По поводу новых клиентов. Они есть. Наша компания давно дифференцировала бизнес, мы работаем во всех спектрах туристических услуг — ​обслуживаем путешествия по всему миру, много работаем на рынке MICE, связанном с проведением различного рода мероприятий и конференций в Калининградской области. С 1991 года принимаем иностранных туристов, и, получив электронные визы [в 2019 году], очень ждали гостей, но это время совпало с нашей печалью. Печаль продолжает усиливаться. Я не верю в стратегию выживания для туризма. Туризм — ​это общение, движение, познание нового и, без сомнения, человеческий контакт. Продав чартерные программы на Кубу на Новый год, сегодня мы узнали, что Куба ввела обязательный карантин для всех приезжающих иностранцев. Новая всесоюзная здравница Занзибар принимает 15 самолётов в неделю, чартеры из девяти российских городов, три чартера в неделю из Москвы. Что там творится, мне даже страшно представить.
Любовь Антонова: Летом сколько было чартеров в Калининград?
Михаил Друтман: У нас был чартер один и очень много регулярной перевозки. 20 рейсов в день только из Москвы. Только наша компания приняла порядка 1 500 российских туристов. В начале октября я был на двух презентациях в Екатеринбурге. Мне сразу дали скидку на 20% в отельном ресторане, потому что там нет никого вообще. Там тяжелейшая ситуация. Такие регионы, как Калининград, Карелия, Байкал, Алтай оказались, как говорят, в плюсах. Но это не плюсы, это большие минусы. Неготовность к такому спросу — ​это беда, она убивает всё вокруг. И надо ещё отдать должное Калининграду: благодаря долгой туристической истории, профессиональному сообществу, он справился и не случайно превознёсся в топах рекомендаций для путешествий. Кроме того, в этом году мы получили, если говорить о некоторых мизерных плюсах, определённую требовательную публику, поехавшую вместо Дубая в Калининград. Она дала нам понять, что кое-что здесь нужно улучшать в плане сервиса. А мы, калининградцы, поняли, что слишком комфортно жили и могли ездить к морю на выходные, не простаивая в пробках по семь часов. В этой жизни всё должно быть сбалансированно, и пока мы не можем адекватно реагировать на увеличение спроса в разы.
Любовь Антонова: Имеется в виду инфраструктура, которая не справлялась с количеством посещений?
Михаил Друтман: Конечно, она однозначно не справлялась, в первую очередь на побережье. И не справится без серьёзного вмешательства государства, без якорных проектов. Знаете, я позавчера выехал к морю, доехал до Куликово и задал себе вопрос: «Ну почему в Светлогорске променад строят? Ну почему опять все ломятся на этот склон? Почему не работает игорная зона, как планировалось? Почему только одно казино? Почему не двадцать?»
Андрей Романов: Как раз эти решения сейчас приняты, территорию разделили на несколько кадастровых участков, эти участки будут распродаваться, и это правильное решение. Обидно, что мы пять или даже десять лет сидели на земле [игорной зоны], как собака на сене, и в принципе я согласен — ​не использовали это место, которое точно не хуже Светлогорска.
Любовь Антонова: Приоритет фонда капремонта, софинансируемого из бюджета Калининградской области, кроме Железнодорожного, — ​Черняховск и Советск. Это уведёт туристов с побережья? Сможет разделить поток?
Михаил Друтман: Это даст дополнительную привлекательность, то есть ещё один день [пребывания]. Жизнь толкнула нас к развитию территории. В первую очередь к развитию территории на востоке, к появлению гостевых домов в Роминтенской пуще, — ​сейчас там один маленький отель, в него не попасть, а должно быть десять-двадцать. И под это должна быть, повторю, большая государственная программа. Туристический бизнес в Калининградской области очень мелок.
Любовь Антонова: После удачного летнего сезона ресторанный бизнес до сих пор под ударом?
Марина Агеева: У нас ситуация чуть получше, чем в туриндустрии, но тоже не самая прекрасная. Правительство выделило дотации, мы смогли удержать практически весь коллектив. После локдауна произошёл невероятный взрыв спроса, увеличение продаж по сравнению с 2019 годом на 30%, а на некоторых точках — ​на 50%. Мы получили совершенно новых клиентов — ​их требования были высокими, покупательская корзина — ​более широкой, чек — ​высоким. Это были не обычные командировочные, покупавшие ужин в отеле, наши новые клиенты хотели отдохнуть и потратить деньги. Что это нам дало? Мы посмотрели, насколько справился наш сервис, насколько мы хороши. Получим ли мы этих отдыхающих ещё раз? Это вопрос. Их что-то должно заинтересовать — ​сервис, погода, туристические услуги, достопримечательности. Когда в сентябре поток схлынул, произошло серьёзное падение спроса. И стало очень сложно удержаться на этой платформе улучшенного сервиса — ​с новыми услугами, качеством и количеством персонала. Однако мы уже запустили несколько новых проектов на одном из предприятий, и это риски, на которые мы идём, потому что бизнес не может стоять на месте.
Любовь Антонова: Экспортный бизнес должен был получить свой профит из-за подорожания валюты. Получил?
Дмитрий Сивков: Во мне борются два разных чувства — ​оптимизм и тревога. Можно сравнить с ощущениями человека, имеющего прекрасный аппетит и одновременно диарею. Что произошло с нашей компанией? Мы не работали два месяца. Но объёмы продаж сохранили на прошлогоднем уровне благодаря тому, что в прошлом году много произвели, но не продали из-за тёплой зимы. Достаточно остатков было на складах, и фактически в 2020 году треть оборота заместили запасами. Одновременно мы серьёзно скорректировали экономику компании. Сократили постоянные издержки. К сожалению, сократили около 40% персонала.
Теперь о тревогах. Первая — ​это, конечно, снижение в России покупательской способности на нашу продукцию. Люди не могут платить за технику — ​квадроциклы, мотоциклы — ​по крайней мере, столько, сколько она стоит. Вторая тревога — ​волатильность рубля. Можно говорить, что экспортёрам сегодня хорошо от того, что вчера евро стоил 70 рублей, сегодня 90. Нет, нам не хорошо, мы это не закладывали, это даёт выручку, но повышает издержки. Стабильность гораздо важнее, чем курсовые прыжки. Понимаю, что курс доллара, скорее всего, будет расти, чем падать.
Андрей Романов: Думаю, что курс доллара и евро будет падать.
Олег Пономарёв: Видимо, уже с 15 декабря начнётся обратный процесс — ​рубль будет укрепляться.
Дмитрий Сивков: Нет-нет, скорее всего, курс доллара будет расти. Мы в 2020 году стали себя лучше ощущать на североамериканском рынке, занялись там маркетингом, и настоящий интересный бизнес в Северной Америке у нас начался.
Любовь Антонова: И всё это вы дистанционно сделали?
Дмитрий Сивков: Да, дистанционно. Мы четыре года работаем в Америке, и, вероятно, интерес к нашему продукту возрастает. Американцам, как и россиянам, не приходится сейчас тратить деньги на путешествия и рестораны. Они покупают себе мотобуксировщики, чтобы ездить на рыбалку. Кроме того, у нас в компании есть свой конструкторский отдел. И вот мы подошли к окончательному завершению двух очень интересных проектов по новой технике. Это полноприводный мотоцикл и его модификации. Начали заниматься электрическими машинами. Мы поняли, что в глобальной стратегии двигатель внутреннего сгорания — ​нисходящий тренд. Проектируем машины на электродвигателе, на аккумуляторах. Нашли поставщиков.
Любовь Антонова: Российских?
Дмитрий Сивков: Нет, к сожалению. Я вам больше скажу. Знаете, какой у нас уровень оснащённости производственным оборудованием? Очень смешной. В Калининграде, наверное, всего пять лазерных станков по резке металла, ну может быть, десять. На одном китайском заводе их столько же, сколько во всей Калининградской области. Не говоря про обрабатывающие центры, фрезерные или токарные. У нас их вообще нет практически.
Любовь Антонова: «Автотор» всё время говорит про локализацию.
Дмитрий Чемакин: Логика какая — ​мы хотим видеть всё у себя под рукой. Мы не готовы делать сами, но готовы покупать где-то рядом. Чтобы где-то кто-то что-то создал, должен быть спрос. У нас нет оцинковки, потому что нет спроса, спрос есть в России. Поэтому создавать в регионе такую потребность невозможно, даже задачу такую ставить нельзя. Надо интегрироваться с российскими поставщиками.
Марина Агеева: Мы, кстати, перешли на российское технологическое оборудование ещё до кризиса — ​все холодильники и плиты российского производства. Это сокращает издержки.
Любовь Антонова: Мне кажется, мы идём по сценарию обсуждения новых возможностей, открывающихся в кризис. Хотя все говорят, что их нет. Ещё один бизнес, завязанный на курс валют и курс рубля, — ​транспорт и логистика. Логистика, по исследованию РБК16+, показывает рост выручки. Так ли это?
Сергей Гоз: Если в пересчёте на рубли, вероятно, это так. Весной падение нашего рынка составляло порядка 30%. Европейские рынки закрывались. Причём вечером ещё всё было хорошо, а утром — ​извините, мы вас не примем. Плюс, хотим мы того или не хотим, транспорт пересекает границы нескольких государств, где происходят определённые политические движения. В Белоруссии беспорядки — ​потоки перенаправляются в сторону Латвии.
Любовь Антонова: А есть такое ощущение, что на Россию сейчас больше переключений, чем на Европу?
Сергей Гоз: С языка сняли. Это возможности, которые мы видим в 2021 году. Переход с перевозок по Европе на территорию «большой России», так как там сейчас освобождаются ниши, прежде занятые европейскими перевозчиками. Например, мы нашли партнёра, который стабильно возил из Австрии свою продукцию на территорию России. Как только начались трудности, непонятные моменты, иностранцы затормозили. Ну а мы в эту нишу скромно вписались. Поэтому будем переоснащать парк техникой, которая станет работать на территории «большой России» и меньше обслуживать Калининградскую область.
Любовь Антонова: Вернёмся к прогнозу по валютному курсу, мнения разошлись.
Олег Пономарёв: Для нас валютные риски — ​большая проблема. В этом году наша компания потеряла десятки миллионов рублей на курсовой разнице. Сейчас финансовые аналитики склоняются к тому, что среднегодовой тренд на укрепление руб­ля в период с января по июнь будет доминировать. Этому поспособствует выход из пандемии и традиционный рост стоимости нефти. Хорошие новости по вакцинам и российским, и иностранным, уже являются фоном, на котором начинают расти фондовые рынки. Поэтому по валюте скорее оптимистичное настроение в новом году.
Существует другая проблема — ​нас ждут ковид-ножницы в экономике, о чём пока никто не говорит. Первая часть, о которой я уже упоминал, — ​физическая дефляция. Вторая — ​инфляция издержек. Вот они, эти ножницы. С одной стороны, покупатель, у которого нет денег и нет настроения. С другой стороны, государство, на 18% поднявшее цену на электроэнергию в 2020 году, тихо и незаметно. А мусорная реформа. А все остальные инфляции издержек. Теперь смотрите: нет денег у покупателя, мы идём с плохими новостями как товаропроводящая сеть к производителям — ​а у нас в компании 700 калининградских подрядчиков, — ​и к нашим 4 000 [работников] добавляются ещё несколько десятков тысяч человек, прямо или косвенно зависящих от нашей работы. Любое снижение наших продаж тут же приведёт к сокращению и транспортных перевозок — ​восемь фур в день приходят из-за границы и из России, представляете? Дальше мы приходим к людям и говорим: «Вы знаете, в январе и феврале будут очень плохие продажи. У вас была зарплата 40 тысяч, а будет 35 на два-три месяца, смотря по ситуации». У человека ипотека, дети, школа. Что он делает? В первую очередь сокращает потребление, думает: «Куплю молоко подешевле, не пойду в ресторан». Таким образом, все начинают меньше зарабатывать. В связи с этим уповаем на разумность правительства, на новые меры поддержки. Я, кстати говоря, высоко оцениваю действия правительства Мишустина. Нам впервые снизили ключевую ставку ЦБ и этим спасли многие пострадавшие бизнесы. Бизнесу дали деньги — ​такого никогда в новейшей истории не было. Но если новых мер поддержки не будет, то мы надолго останемся в состоянии стагнации. К сожалению, правительство пока молчит.  

ПРИ ДОСТУПНОСТИ ДЕШЁВЫХ ДЕНЕГ НАДО ЭТИ ДЕНЬГИ БРАТЬ, НАДО ПРОДОЛЖАТЬ ИНВЕСТИРОВАТЬ, НО ТАК, ЧТОБЫ ЭТО ПОЗВОЛЯЛО ОПТИМИЗИРОВАТЬ ПРОЦЕССЫ И СНИЖАТЬ СЕБЕСТОИМОСТЬ

Андрей Романов: Согласен, механизмы поддержки просто фантастические. И по ключевой ставке, и по инфляции. У нас по-прежнему инфляция на уровне 3-4% годовых. Ни в один кризис подобных условий не было, всегда была диаметрально противоположная ситуация.
У нас сохраняются определённые инвестиционные планы на следующий год. Они ориентированы на оптимизацию и повышение эффективности производства, то есть выше производительность труда, меньше потери. Задача одна — ​оптимизировать себестоимость. Если не снизить с учётом роста издержек, то хотя бы стабилизировать, чтобы не попасть в те ножницы, о которых говорит Олег Пономарёв. Думаю, что ситуация вокруг промышленного комплекса более оптимистичная, но всё равно тревожная. Поэтому, коллеги, при доступности дешёвых денег надо эти деньги брать, надо продолжать инвестировать, но так, чтобы это позволяло оптимизировать процессы и снижать себестоимость.
Марина Агеева: По поводу доступных и дешёвых денег добавлю. У нас есть два объекта в инвестиционном портфеле. Одним из них является форт № 3. Мы занялись им сейчас благодаря программе, запущенной губернатором, и фонду поддержки предпринимательства, где мы собираемся получить деньги, — ​почти беспроцентные, на хороших условиях. На дворе почти война, а мы тут новую гостиницу четырёхзвёздочную строим и депо по московской модели делаем.
Дмитрий Чемакин: В июне 2021 года закончим строительство новых производственных площадей на 50 тысяч квадратных метров. Это оптимизм, заложенный прежними инвестициями, не позволяющий быть пессимистом по определению.